"Как хороши пустынные аллеи!" — воскликнул бы поэт, глядя на изображения Александровского сада. Извивы аллей, мерцающие тени осенних лип, серпантинные дорожки, петляющие по склону горы, открывают перед зрителем новые виды, маня к продолжению прогулки. Причудливый "лабиринт" парка то заводит в глухие заросли деревьев, то увлекает восхождением на гору, откуда открывается вид на речные и небесные дали. Художник изображает тропинки, используя кинематические возможности описания: не с неподвижной точки зрения, а с позиции гуляющего человека, превращая прогулку в факт живописно-поэтического видения мира. Традиционная для европейской культуры аналогия Сад — Вселенная диктует восприятие дорожек и аллей подобием Пути, а садовых прогулок и путешествий — моделью философских странствий в поисках Истины.
    С обращением к образам извилистых тропинок романтического парка в творчество Галины Каковкиной приходит тема, а точнее архетип дороги. Дороги и тропы, шоссе и трассы являются воплощением динамического существования цивилизации в пространстве. Они с древнейших времен опоясывают весь мир, образуя гигантскую систему мировых связей. Объективная многозначность феномена дороги в самой жизни породила многомерность дороги как символа и образа мифологической и художественной "картины мира", как символа и образа земной жизни человека, как символа и образа поиска истины.
    В любом из видов Александровского сада дорога становится фокусом пространственной структуры картины. Своей кульминации тема достигает в "Композиции с дорогой", где перспектива пространства дороги завершается пустым пролетом в чаще деревьев, через который открывается вид на светоносное небо. Вне каких-либо сакральных символов и космогонических схем, сам образ светящейся арки в конце глубокой, темной аллеи, мыслится пустым престолом мира, на котором невидимо покоится невидимый Абсолют. Его незримый, но ощутимый свет сакрализует профаническое пространство картины.
    Просвет, манящий из ее глубины, может быть интерпретирован как философское понимание Непотаенного. Непотаенное — греческая "алетейя" — это истина, но не в смысле правильного суждения, а в исходном смысле того, что, так или иначе, всегда заранее уже есть. Непотаенное есть свет и потому моменты озарения составляют наше бытие в наиболее важном смысле. Однако осенит ли оно своим богатством человеческое существование, не от человека зависит. В наших силах быть только готовым к нему. Нам дано только принять и хранить этот подарок.
    Подобно тому, как перспектива пространства завершается на пороге трансцендентного, свертывается в картине и перспектива времени. Современный человек — "торопящийся человек", его сознание определяется отношением ко времени, а жизнь разворачивается sub specie temporis. В ней огромное место приобрела категория скорости, объединяющая понятия пространства и времени и изменяющая весь ритм жизни.
    Не разрывая и не устраняя человеческое время (о нем говорят проходящие краски осени и редкие фигурки в глубине аллей), Галина Каковкина приостанавливает его движение. Она старается избегать изображения всего временного, изменчивого, мгновенного и настойчиво утверждает в композиции недвижность и тишину бытия. Бытие никогда не говорит иным голосом кроме зова тишины. Погружение в состояние уединенности, тишины и покоя подводит к границе Времени и Вечности, приоткрывает грандиозный экран жизни, абсолютно лишенный развития, смены и чередования событий. Так, в пограничных пространствах ландшафтов Конечное встречается с Бесконечным, а Время с Вечностью.
    В структуре пространственно-временного континуума видов садовых аллей и дорог проступает еще один семантический прототип сада — Эдем. "Вертоград", "paradisus", "hortus conclusus" — это земное осуществление темы Рая, где, по словам Данте, "слились все "где" и все "когда", ...где время уступает место вечности". Эдемский сад — это не только услаждение для глаз, ума и высоких эмоций, для художника это место счастливого творчества, где в гармонии сосуществуют возвышенное и земное.
    Видения Сада возникают из густого, вязкого, мерцающего сплава живописной материи. Потокам светоносных масс цвета в ней противостоят темные стволы деревьев, образующие как бы "решетку" или структуру вещественности. Строгая геометрическая форма древесных стволов, погруженная в непроницаемую тень, вступает в незримое, но ощутимое противоборство с окружающей ее прихотливой игрой цветовых энергий. Наметившийся в пейзажах конфликт вещи и пространства, достигнет своей кульминации в "царстве вещей" — натюрморте.